Хочу.

Сейчас я хочу плакать.

И плевать, что этот вопрос – хочешь? – обычно задаю я. А ты лишь отвечаешь – хочу. Так привычно, радостно, иногда даже не дослушав меня до конца.

Сегодня мой день, и я буду говорить. Буду спрашивать – и сразу же отвечать.

Хочешь, расскажу, с чего все началось?

~~~*~~~

- Патил, Падма!

Улыбаясь, смотрю на испуганных первокурсников, провожающих тебя взглядами. Девочки-близняшки…

Знаешь, Падма, я только из-за этого заинтересовалась тобой. Близняшки. Будете ли вы похожими на близнецов Уизли? Кто знает? А тогда вы казались самыми обычными первоклашками.

А ты в это время осторожно садишься на табуретку, и Шляпа съезжает тебе на самый нос. Большая Шляпа, маленький нос, бледные губы и поджатые под стул ноги.

Страшно? Я тоже боялась. В свое время.

- Рейвенкло!

Я слишком хорошо помню вечер твоего распределения, Падма.
Ты торопишься к нашему столу, то и дело оглядываясь. Робко улыбаешься нам, киваешь, садишься на скамью и вновь смотришь назад. А там к Шляпе уже идет твоя сестра.

А ты радуешься, Падма, с надеждой – нет, с уверенностью – глядя на нее. Вы же совсем одинаковые. И она, разумеется, тоже попадет в Рейвенкло.

И я в этом уверена.

Большая Шляпа, маленький нос, бледные губы и поджатые под стул ноги. Но это не ты, а Парвати.

Мариэтта, моя подруга, хихикает, наклоняется ко мне и тихо шепчет что-то вроде «теперь и в Рейвенкло будут свои близнецы, как в…».

- Гриффиндор!

Знаешь, Падма, в этот момент мне захотелось тебя обнять: защитить, успокоить, утешить. Пожалеть.

Даже Мариэтта перестала смеяться.

Потрясение – это мягко сказано. Провожаешь сестру испуганным взглядом темных глаз и растерянно оглядываешься. Ты вздрогнула, я вижу.

Девочка, потерявшаяся среди равнодушной толпы.

Позже ты мне все расскажешь, и я начну понимать, почему твоя сестра попала в Гриффиндор. Позже – а тогда, в тот сентябрьский день, не понимала.

И стало грустно.

Мне часто бывает жаль людей, но тебя – особенно. Я жалела Гарри Поттера, когда отказалась идти с ним на бал, я долгое время горько плакала после смерти Седрика Диггори, мне было жаль… Ладно, мы сейчас говорим о тебе, моя девочка.

Маленькая девочка.

Хочешь, расскажу, почему я все-таки подружилась с тобой?

~~~*~~~

Я не знаю, как ты себя чувствовала в самую первую ночь в школе. Могу представить, но боюсь ошибиться. Никогда не оказывалась в твоей ситуации – всегда вокруг были знакомые и дорогие мне люди: родственники, друзья, однокурсники. А ты ведь в поезде так ни с кем и не познакомилась?

Не бойся, я тебе помогу.

- Доброе утро, Падма.

Не замыкайся в себе, девочка, горе – это еще не все.

Разворачиваешься ко мне, неловким движением едва не смахнув со стола кубок с соком, тихо бормочешь приветствие. Не волнуйся, ты же не будешь здесь одна.

- Я Чжоу, Чжоу Чанг со второго курса. Волнуешься перед первым уроком?

Ну, не бойся меня, я же хочу помочь… Тепло улыбаюсь и начинаю нести какую-то чушь, пытаясь тебя разговорить. Что-то о преподавателях, уроках, квиддиче и любимых сладостях. О магазинах в Косом Переулке.

Мариэтта тоже включается в разговор, с упоением описывая тебе увиденную у мадам Малкин праздничную мантию.

Улыбнись, Падма.

Мне неуютно, когда находящиеся рядом люди грустят.

- Хочешь, после уроков я покажу тебе Хогвартс?

И ты соглашаешься. В самый-самый первый раз. Сколько еще будет таких согласий, таких «хочу»? Много, а я совсем не против. Мне будет приятно помогать тебе, рассказывать маленькие хитрости и последние новости, радовать тебя, опекать.

Именно. Опекать. Заботиться.

С тобой я впервые почувствовала себя такой взрослой, как всегда хотела. Разница в возрасте всего лишь в год – но ты прислушиваешься, ты уважаешь, ты ценишь. А я не могу обмануть твои чувства.

Я не могу обмануть и саму себя: ощущать себя взрослой – это здорово.

И пусть не всегда, в кругу друзей я все та же школьница Чжоу, но в те нечастые минуты наших встреч – в общей гостиной, в Большом зале, на переменах – я буду взрослой. Для тебя.

- Хочешь, мне пришлют из дома все конспекты за первый курс?

И ты с радостной улыбкой откладываешь толстую книгу по зельеварению и киваешь, и говоришь, что хочешь, что это было бы замечательно.

А потом делаешь хитрое лицо и, склонившись ко мне, просишь, чтоб об этом не узнали твои однокурсники.

Жадина ты, Падма!

А мне приятно доставлять тебе такие маленькие радости. Ведь ты никогда не просишь об этом сама.

Знаешь, в этом и отличаешься от своей сестры – ты чуть-чуть серьезнее Парвати. Серьезнее ровно настолько, чтобы Шляпа отправила тебя в Рейвенкло, а не в Гриффиндор. Ты чуть-чуть спокойнее, чуть-чуть мудрее и вдумчивее. А по виду – как веселая, беззаботная Парвати.

Хочешь, расскажу, как полюбила?

~~~*~~~

Ты всегда с интересом слушала мои рассказы про квиддич, часто ходила смотреть на тренировки и не пропускала ни одного матча. Наверное, он тебе на самом деле нравился, а может, хотела порадовать меня. Или и то, и другое.

А вот сама на метле держалась… скажем так, не очень хорошо. И жутко этого стеснялась. Но ведь всегда хотела летать? Все люди этого хотят, даже не спорь.

- Хочешь, полетаем в субботу, сразу после тренировки?

Не волнуйся, никто не увидит, а меня ты никогда не стеснялась. Соглашаешься. Я рада, что ты мне никогда не отказываешь.

И вот – сидишь на трибуне, шелестя обертками от конфет и прикрывая ладошкой глаза от солнца. А над головою – голубое, невероятно яркое небо, и ни единого облака, лишь синева и ослепительный свет.

Прекрасный день для нас с тобой.

Но вот тренировка закончена, мальчишки спешат в раздевалку. Вот ведь как получилось – в команде лишь одна девочка, я. И без меня – никуда. Герои, поначалу еще выделывались, строили из себя таких крутых игроков, но что бы они делали без своего ловца?

Я тороплюсь к тебе.

Боишься лететь одна? Не выдумывай, Падма, у тебя получится!

Не садилась на метлу уже три года? Вот и сядешь!

Лететь вместе? Ну, что только не сделаешь ради тебя…

Надеюсь, моя старенькая «Комета» выдержит… садись впереди меня… не бойся, не упадешь… полетели…

Этот разговор и то, что было дальше, я помню лишь отрывками. Помню твои дрожащие руки, твое тепло, волосы, хлещущие по лицу от быстрого полета, чуть вздрагивающую метлу и небо. Знаешь, почти такого же цвета у тебя было платье на Рождественском балу в год Турнира. Яркое, ослепительно голубое небо над нами и вокруг нас. Такое праздничное, но странно равнодушное.

Но я смотрела не на него.

Хочешь, расскажу, чем все закончилось?

~~~*~~~

В тот год закончилось все – и то, что должно было, и то, чего никто не ждал.

Я готовилась к своим последним экзаменам, а ты спокойно училась на шестом курсе. В этот год наши пути должны были разойтись. Ты оставалась, а я уходила.

Ты оставалась в светлом, прекрасном мире детства.

Я уходила в большой мир, где начиналась война.

Но в тот проклятый день оба мира рухнули, и осколки их смешались. И никто уже не мог понять, что есть что.

В общей гостиной царил переполох, все рейвенкловцы собрались внизу, с трудом веря в случившееся. У некоторых девчонок началась истерика, в том числе и у Мариэтты. Парни пытались оставаться спокойными, но в их глазах был страх. Безнадежный, панический страх.

«А если они вернутся?»

«Слышали, Снейп…»

«Хватит! Пожалуйста, прекратите…»

«Не плачь, Мариэтта!»

«Мертв…»

Все говорили громким шепотом, словно боясь привлечь внимание. Ты сидела на полу у кресла и тихо-тихо спрашивала меня, как можно незаметно пробраться в башню Гриффиндора. Волновалась за сестру. Боялась выйти в пустые темные школьные коридоры. Вздрагивала при каждом постороннем звуке. То и дело оглядывалась. И на щеках постепенно высыхали блестящие полоски от слез. Наверное, ты уже просто не могла плакать.

Страшно. Даже среди друзей, в толпе перепуганных рейвенкловцев. Может, уйти отсюда? Куда?

- Хочешь, поднимемся наверх, в комнаты?

Так будет лучше. Там можно чуть-чуть успокоиться, посидеть в тишине и все обдумать, все понять и принять. Там не будет приглушенного бормотания десятков голосов, не будет редких истерических всхлипываний, не будет этой атмосферы напряженного страха и ожидания.

Так будет лучше.

Пойдем, Падма.

Просто посидим в тишине. Просто придем в себя.

Ступенька, ступенька, еще одна, тихо скрипнула дверь, чуть качнулись шторы от сквозняка. Кто-то оставил открытым окно – наверное, пытался разглядеть, что произошло. Смотрел в освещенную изумрудным светом ночь.

Не думать об этом.

Все будет хорошо, Падма. Все будет хорошо, Чжоу.

Ты веришь в это? Нет.

Хочешь верить? Хочу.

Оцепенело сидишь на кровати, глядя куда-то в темный угол. Тебе уже, похоже, все равно. Ты устала бояться. Присаживаюсь рядом, приобняв тебя за плечи. Я тоже устала бояться, но ничего не могу с собой поделать – мне страшно. Страшно смотреть в будущее.

Помоги мне закрыть глаза, помоги мне чуть-чуть подольше побыть в этом мире детства, таком милом, таком теплом, пахнущем булочками с корицей и конфетами, летним ветром и теплыми весенними ночами, пергаментными свитками и пылью библиотечных книг. Твоим шампунем и духами Мариэтты.

Мне страшно, Падма. Боюсь уходить отсюда. Я не так это себе представляла.

Ты гладишь меня по волосам и внимательно заглядываешь в глаза. Уговариваешь не плакать, быть сильной. А я улыбаюсь тебе сквозь слезы. Слишком жалко улыбаюсь, грустно и влюбленно.

Сегодня все не так, как нужно. Ну и пусть.

Плачу. Смотрю, улыбаюсь. Притягиваю к себе, обнимаю, целую. Провожу ладонью по волосам, чуть касаюсь спины кончиками пальцев, легко прикусываю твою нижнюю губу, развязываю пояс халата…

Пусть мир летит ко всем чертям. А я останусь здесь, с тобой.

Ощущаю твое прохладное дыхание на коже, руки, мягко опустившиеся на плечи, теплое тело под тонкой тканью. Вижу чуть припухшие губы, дрожащие ресницы и абсолютно безумные глаза.

Правильно, Падма. Не думай. Просто не думай ни о чем.

Целуй, обнимай, трогай, прикасайся языком, пробуй на вкус, дыши, ощущай, живи. Только не думай.

- Хочешь?

Можешь не отвечать, я знаю ответ.

Стягиваю с плеч уже никому не нужный халат, едва касаясь губами кожи, медленно опускаюсь вниз – подбородок, шея, ключицы, плечи, грудь. Руки скользят по спине, подушечками пальцев и ногтями рисуют какой-то неуловимый узор нежной ласки.

Сегодня мы будем вместе, моя девочка. Здесь, на этой кровати с полуопущенным пологом, в этой комнате с распахнутым окном, в этом замке с пустыми темными коридорами. И пусть на улице с каждой секундой бледнеет ночь, пусть тускнеет проклятая Метка над башней, пусть опоздавшие авроры обыскивают территорию.

Мы здесь – все остальное там. И нам нет никакого дела до того мира.

Обнявшись, лежим на смятом одеяле и смотрим друг другу в глаза.

Сейчас я хочу плакать.

Хочешь, расскажу, с чего все началось?

Тш-ш-ш, молчи, милая.

Сегодня мой день, и я буду говорить. Буду спрашивать – и сразу же отвечать.

~~~*~~~

А потом мы уснули. И утро, заглядывающее в окно, уже не слышало нашего тихого разговора. Зато оно видело то, что я пропустила.

Бессонная ночь сделала свое дело. Проснувшись и не обнаружив тебя рядом, я спустилась в гостиную. Спустилась, чтобы услышать новость. Мариэтта рассказала.

За тобой и Парвати примчались родители. И ты уехала. И вряд ли мы теперь встретимся вновь.

Как все смешно и глупо получилось, Падма… Я боялась уходить, а осталась. Ты должна была остаться, а ушла.

Я осталась на все еще светлых, прекрасных осколках мира детства.

Ты ушла в большой мир, где началась война.

Я буду помнить тебя, моя маленькая девочка.

Конец.